Максим проснулся и понял, что находится в скейтборд-туре команды «Траектория.Скейт», что тур этот проходит в Андалусии, на юге Испании, в краю богатых южан, расселившихся вдоль самой теплой части Средиземного моря, и что сейчас он изволит возлежать на кроватке в гостях у своего новоиспеченного знакомого Александра Петранцова, более известного в определенных кругах как Шура Банщик. Максимушка осознал это одномоментно и однозначно, но вдруг проникся мыслью, что не до конца смог осознать следующий факт: проснулся ли он сам действительно либо же это какой-то еще один Максим Круглов, наблюдавший судебные кишечные прения и разбуженный возмущением, проснулся внутри его же сна, а он, настоящий Максим Сергеевич Круглов двадцати девяти годков от роду, по-прежнему продолжает сладко посапывать в гостиной Шуры на мягкой подушечке за шесть евро, купленной им по случаю приезда в местном супермаркете?

Проснулся Никитка. Ночью он снова изнурительно баловался за рулем прокатного автомобиля фирмы «Кия», давя случайных прохожих и диких болонок, которых развелось в этих краях несчетное множество. Никитка считался опытным водителем, что льстило ему: он любил щегольнуть своим мастерством вождения и познаниями в области транспортного движения как в столице, так и в ее близлежащих окрестностях. «Нет никакой разницы, — изрек он внезапно, — как ехать из «Шарика» в Люберцы, по МКАДу или по Третьему транспортному. Я за рулем уже все девять лет, шесть из которых ездил без прав, и поэтому скажу следующее: пожилых старух лучше давить на Войковской, а вот бальзаковских дам больше всего водится в Марьино. Но ни в коем случае нельзя путать Марьино с Марьиной Рощей, ибо в Марьиной Роще бальзаковских не встречается, там вообще женщин никаких не бывает. В лучшем случае — одна или две заблудившиеся в панельках лолитки, да и то только если весьма потрепанные жизнью. Замучаетесь прикармливать их на мотыля или на прессованные шарики рыбного жмыха».

Эмин проснулся тоже, проснулся в поту. Всю ночь он удирал от возбужденной толпы мужчин в классических костюмах и широкополых шляпах, вооруженных допотопными моделями видеокамер Sony VX 1000. Они окружали его плотным кольцом, по-змеиному шипя: «Ближе, ближе!» — и стараясь подсечь его за ногу инструментом для осуществления видеосъемки, сбить с ног, а потом затыкать своими огромными стеклянными выпученными объективами до самой смерти. Эмин же отмахивался от них при помощи еще более допотопного изобретения — дворницкой метлы, состоящей из деревянного черенка и пучка березовых веток, перевязанных бечевкой. Если при попадании в гражданина метлой удавалось сбить шляпу с его головы, то тот мгновенно воспламенялся заживо, сгорая до кучки невыразительного пепла, если удар приходился в грудак, существо падало наземь, продолжая какое-то время червячно извиваться, испуская зловоние, пока не затихало в судорогах, коченея в трупном бездвижии. На то, чтобы расправиться с толпой голливудских операторов, Эмину понадобилось практически все время, отведенное его организмом на сон в эту ночь, поэтому толком выспаться ему так и не удалось. Последнему поверженному злодею он положил в рот большого мотыля, достав его из своего нагрудного кармана. Это была его любимая бабочка — бражник Мертвая Голова.

Проснулся Шура и забормотал скороговоркой: «Ребята, я же вам говорил, что надо убирать за собой остатки еды после процедуры принятия пищи, а не то разведутся муравьи — и тогда нам всем тут «пiздец», потому что они слопают все! Они съедят и дом, и кусты, и красные цветы на кустах, и сад с газоном, и стоящий в углу гриль, и развешенные на бельевых веревках полотенца и плавательные шорты, и даже сами веревки вместе с деревянными прищепками. Откуда им взяться? Я же говорил уже всем сто раз: выползут из заброшенной под кровать и давно засохшей, бог знает кем там забытой человеческой кисти. Да-да, они давно уже там свили себе гнездо стараниями Марины, прилетевшей первой и урвавшей на рынке слегка подгнившего винограда».

Максимушка лежал под одеялом, накрывшись с головой, и блаженно мечтал, что муравьи, доедающие все вокруг, его не тронут, потому что просто не заметят. А когда они вымрут от голода, так как жрать просто больше будет нечего, он сможет наконец-таки выбраться наружу и по душам поговорить с Алексеем. Алексей появлялся только тогда, когда вокруг, собственно говоря, не было уже ничего ни целиком, ни в частности. У Максима к нему давно назрела, как апрельский чирей на носу, просьба. Максимушка аккуратно выглянул из-под одеяла: «Эх! — подумал он. — Все-таки жалко, что мы так ничего толком тогда и не сняли».

Наконец-таки он решился. «Алексей, — позвал он, удивляясь, насколько тихо и устало звучит его когда-то молодецкий голос, — ты же меня будешь рекомендовать всем при встрече? Не забудь, ты мне это давно пообещал!» «Конечно, буду, еще как буду, — раздался где-то рядом милостивый бас материализовавшегося из бесконечности Алексея, — вот сейчас как раз это и сделаю…»

Текст и фото: Унчино Бианчин